По лабиринту памяти. Повести и рассказы - Ольга Трушкова

– Кличь своих гостей!

Маша «кликнула».

Сколько потом было этих дней рождения! Были юбилеи, их отмечали в дорогих ресторанах, столы ломились от яств; была даже японская кухня. Но такого тёплого, домашнего, уютного праздника в жизни Марии больше не было. Никогда.

Первым пришёл, конечно же, Егор и передал бабке матерчатую сумку, в которой оказалось два кольца вкуснейших в мире домашних колбас и шмат розового аппетитного сала. Это подарок от матери. Свой личный подарок: коробку конфет и парфюмерный набор, состоящий из крема и духов «Сирень» – вручил без всяких церемоний.

По-хозяйски оглядев «чистую» половину, Егор аккуратно переложил тетради и книги со стола на кровать, поставил его на середину комнаты, что-то прикинул, взъерошил волосы и вышел во двор. Вернулся с ещё одним столом, коротко бросив удивлённым бабке и Маше:

– Надо чтобы всем места хватило.

Столы накрыли домоткаными скатертями с вышитыми по краям какими-то диковинными птицами: не то короткохвостыми павлинами, не то длиннохвостыми гамбургскими петухами. Они вышиты самой бабкой. Но если учесть, что бабка не только видом не видывала павлинов или гамбургских петухов, но и слыхом о них не слыхивала, значит, это просто её мечта о выведении нового вида домашней птицы, воплощённая в вышивке.

Лавки, заменявшие стулья, застелили половиками, тоже домоткаными. Предусмотрительный Егор, взявший на себя ответственность за оформление «банкетного зала», ещё вчера выбил из них всю пыль.

«Меню» составляли бабка и её кума Фаина, они же занимались и приготовлением блюд. Частенько бабка и её кума бывают «в контрах», потом мирятся, причина «конфронтации» никогда не разглашается. Маша подозревает, что к моменту примирения они её и сами уже не помнят.

Почему-то всегда в самый последний момент оказывается, что что-то забыли купить. Машин день рождения не исключение: оказалось, что забыли купить майонез и томатную пасту. Егору бежать было не с руки, он здесь всем нужен. Отправили никому не нужную Машу.

Магазин находился недалеко, но дорога напоминала каток. Именинница, проклиная гололед, майонез, томатную пасту и свой день рождения, кое-как доскользила до сельской торговой точки. Однако на этом злоключения не закончились, ей предстояло взять ещё один барьер – высокое, обледеневшее магазинное крыльцо. И как ни осторожно ступала Маша, на самой верхней ступеньке всё же поскользнулась. С отчаянным криком «Ой, мамочка!», она полетела с крыльца и едва не грохнулась вниз головой. Но чьи-то крепкие руки прервали этот опасный полёт.

– Мадемуазель, не торопитесь падать! – спаситель ловко подхватил девушку, бережно поставил на землю и, бросив взгляд на её модные сапожки на высоченных каблуках, удивлённо присвистнул:

– Ну и ну, как вы ещё до магазина добрались в этакой красоте да по такой гололедице?

– Костя? Это вы? – почему-то сразу севшим голосом спросила Маша, будто желая убедиться, что это не сон и что перед ней, действительно, Костя!

– Узнали? – улыбнулся он.

Господи, неужели он думает, что она может его не узнать? Какой смешной! Разве он сам не видит, как горят её щёки, как предательски дрожит её голос, как хочется ей посмотреть ему в глаза и как боится она это сделать?

Но Костя видел перед собой только испуганную падением молоденькую учительницу, торопящуюся по своим делам. Он помог ей подняться по ступенькам крыльца, подождал, пока она сделает покупки, проводил до дома, подстраховывая от возможного падения, и попрощался.

Никаких отношений между ними нет и быть не может: к серьёзным Костя не готов, а лёгких с ней не получится. Это он почему-то понял сразу, ещё на проводинах у Ильи. Вот не знает он ничего о ней, но сигнал, предупреждающий об угрозе его свободы, почему-то сработал в нём тогда мгновенно.

Да и чем он, простой деревенский парень, может быть интересен ей, этой чудной, милой девушке? Ничем. Отработает она положенные три года и укатит в город. К театрам, к благоустройству. Он же вернётся в село сразу после защиты диплома. Не по нему городская суета.

Хотя чем-то, вроде, и зацепила его она. Да нет, показалось, наверное.

Маша прижалась спиной к шершавой доске калитки и долго усмиряла своё разбушевавшееся сердце. Ну, почему она не пригласила его на свой праздник?

Повод был. Дура, ох, какая же ду-у-у-ра! Ушёл.

А, вообще-то, с чего она взяла, что он от её приглашения на радостях козлом скакать будет? Нет, Костю, скачущего козлом, Маша представить не могла. Но вот Костю, на котором гроздьями висят наглые девицы, представляла так, как будто видела это в щель между рассохшимися досками забора.

При мысли о соперницах, которых у неё, конечно же, пруд пруди, Маше сделалось ещё тоскливее. Да разве может она с кем-то соперничать, тем более, бороться за него? Между ней и Костей – «дистанция огромного размера». Уверенный в себе, красивый парень. И она, которая, по словам Юлии Павловны, ни богу свечка ни чёрту кочерга.

Девушка взглянула на часы, до прихода гостей оставалось не так уж и много времени.

Натянув на лицо дежурную улыбку, с радостным возгласом «а вот и я!» вошла в хату и увидела незнакомое лицо.

– Это моя двоюродная сестра Валентина, – представил «лицо» Егор. – А это Маша, именинница наша.

– Очень приятно, – ответила Маша. – Надеюсь, не откажетесь от нашего скромного торжества?

– Не откажется, не откажется, – опередила ответ Валентины бабка и, уже обращаясь к своей внучатой племяннице, приказала:

– Опосля застолья посуду мыть придёшь.

Валентина громко захохотала:

– Бабушка не меняется, её хлебом не корми, но позволь отдать приказ. Ладно, приду на праздник. И, возможно, не одна. А посуду мыть завтра с утра буду.

– Человек твой тоже приехал?

– Да нет, мой человек дома с дочкой остался. Меня вот отпустил на пару дней родителей проведать. Ну, ладно, я побегу. Попозже прибуду.

Стали накрывать на стол. Маша носила холодные закуски: толстыми ломтями нарезанное сало, капусту во вместительных мисках, огурцы и прочую нехитрую деревенскую снедь. Потом она мыла чарочки (их ещё называют полустаканчиками), протирала их полотняным ручником. Эта работа не мешала ей думать о своём.

Почему-то опять вспомнилась первая учительница.

Егор поставил перед Машей стопку тарелочек, а протёртые чарки начал расставлять на столе.

– Маша, а гостей-то сколь будет? – бабка переживала, хватит ли посуды.

Пересчитали гостей и посуду. Бабка отправила куму Фаину за недостающими приборами. Маша протирала теперь принесённые Егором тарелочки.

Якобы признавая правоту Юлии Павловны, девушка лукавила. Она давно уже избавилась от комплекса неполноценности.

Так что нет, не комплексовала девушка, а вспомнила о том, что когда-то была ни богу свечкой ни чёрту кочергой, просто так, чтоб себя ещё жальче стало. Да пусть этот Костя, обвешанный гроздьями девиц, развлекается в другом месте, а она будет праздновать день своего рождения и не думать о нём. Тоже мне, Чайльд-Гарольд выискался! Печорин местного розлива!

Вот и гости начали собираться. Будем веселиться.

Но сколько ни настраивала себя Маша на веселье, ей было почему-то очень грустно.

А в это время «Чайльд-Гарольд», он же «Печорин местного розлива», лежал на диване, пытался найти по транзистору что-либо стоящее и, ничего не подозревая ни о висящих на нем гроздьях, ни о том, что он с ними развлекается, предавался грустным размышлениям. И зачем он ехал на эти выходные домой? Лучше бы контрольной работой занялся, сессия на носу. Костя учился на заочном отделении сельхозакадемии на факультете автомеханики. Всё, завтра с утра возвращается в Гомель, на свой «сельмаш». Займётся работой, подготовится к сессии. Сюда теперь приедет не раньше Новогодних праздников. На один день. А может, и вообще не поедет.

Хлопнула входная дверь, кто-то пришёл. Мать, наверное. Нет. Соседка Валентина. Боевая подруга беззаботного детства. Верный друг на всю жизнь.

Глава 9

Валька была своим парнем и непререкаемым авторитетом не только среди ровесников, но и пацанов постарше. Она ловко лазила по деревьям и заборам, дольше всех могла продержаться под водой, умела оглушительно свистеть и плевать сквозь зубы, играла в лапту, была третейским судьёй и карающей десницей, всегда защищала слабых.

Увидев её очередное изодранное платье, мать хваталась за голову и голосила на всё село:

– Оторва! Босячка! И в кого уродилась?

– Тебе лучше знать, – хохотал отец, обожавший «оторву» и прощавший ей абсолютно всё.

Валька была старше Кости на четыре года и, сколько он себя помнит, всегда опекала его. Вытирала ему слёзы, прикладывала к его ссадинам листья подорожника, не давала никому в обиду, научила стоять за себя.